Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном - Страница 17

По всем другим обстоятельствам я свидетельствую истину показаний г-на д’Аршиака.

С истинным почтением и с совершенной преданностью имею честь быть, милостивый государь,

Вашего сиятельства покорный слуга К. Данзас

Февраля 6-го дня 1837 года

Перевод с письма, писанного камергером Пушкиным 17-го ноября 1836 года к графу д’Аршиаку

Я не остановлюсь писать то, что могу сказать словесно: я вызывал барона Геккерна на дуэль, и он согласился без всякого объяснения; прошу свидетелей этого дела смотреть на сей вызов как недействительный, узнавши стороною, что барон Геккерн решился жениться на девице Гончаровой после дуэли.

Я не имею никаких причин приписать его согласие каким-нибудь видам, недостойным благородного человека.

Прошу, Ваше сиятельство, сделать из этого письма употребление, которое Вы найдете нужным.

Примите уверение в моей совершенной преданности

Александр Пушкин

С французского переводили:

корнет Осоргин

корнет Чичерин

поручик Анненков

поручик Шигорин

штабс-ротмистр Балабин

ротмистр Столыпин

флигель-адъютант полковник Бреверн 1

Перевод с письма, писанного камергером Пушкиным к барону де Геккерну 26-го января 1837 года

Господин барон,

Позвольте мне изложить вкратце все случившееся: поведение Вашего сына было мне давно известно, и я не мог остаться равнодушным.

Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый взяться за дело, когда почту за нужное, случай, который во всякую другую минуту был бы мне очень неприятным, представился весьма счастливым, чтобы мне разделаться: я получил безымянные письма и увидел, что настала минута, и я ею воспользовался. Остальное Вы знаете: я заставил Вашего сына играть столь жалкую роль, что моя жена, удивленная такой низостью и плоскостью его, не могла воздержаться от смеха, и ощущение, которое бы она могла иметь к этой сильной и высокой страсти, погасло в самом холодном презрении и заслуженном отвращении. Я должен признаться, господин барон, что поведение собственно Ваше было не совершенно прилично. Вы, представитель коронованной главы, Вы родительски сводничали Вашему сыну: кажется, что все поведение его (довольно неловкое, впрочем) было Вами руководимо. Это Вы, вероятно, внушали ему все заслуживающие жалости выходки и глупости, которые он позволил себе писать. Подобно старой развратнице, Вы сторожили жену мою во всех углах, чтоб говорить ей о любви Вашего незаконнорожденного или так называемого сына, и, когда, больной венерической болезнью, он оставался дома, Вы говорили, что он умирал от любви к ней; Вы ей бормотали – возвратите мне сына.

Вы согласитесь, господин барон, что после всего этого я не могу сносить, чтобы мое семейство имело малейшие сношение с Вашим. С этим условием я согласился не преследовать более этого гадкого дела и не обесчестить Вас в глазах Вашего двора и нашего, на что я имел право и намерение. Я не забочусь, чтоб жена моя еще слушала Ваши отцовские увещания, не могу позволить, чтоб сын Ваш после своего отвратительного поведения осмелился бы обращаться к моей жене и еще, менее того, говорил ей казарменные каламбуры и играл роль преданности и несчастной страсти, тогда как он подлец и негодяй. Я вынужден Вас просить окончить все эти проделки, если Вы хотите избежать новой огласки, пред которой я верно не отступлю.

Имею честь быть, господин барон,

Ваш покорный и послушный слуга

А. Пушкин

С французского переводили:

корнет Осоргин

корнет Чичерин

поручик Анненков

поручик Шигорин

штабс-ротмистр Балабин

ротмистр Столыпин

флигель-адъютант полковник Бреверн 1

Перевод с письма, писанного графом д’Аршиаком к князю Вяземскому

Князь,

Вы хотели подробно знать несчастное дело, которого господин Данзас и я были свидетелями.

Я сам их представлю и прошу Вас попросить подтверждение и подписи г-на Данзаса. В 4/ часа прибыли мы на место свиданья; весьма сильный ветер, который был в то время, принудил нас искать прикрытия в небольшом сосновом леску. Множество снега мешало противникам, то мы нашлись в необходимости прорыть тропинку в 20 шагов, на концах которой они встали. Когда барьеры были назначены шинелями, когда пистолеты были взяты каждым из них, то полковник Данзас дал сигнал, подняв шляпу. Пушкин в то же время был у своего барьера, когда барон Геккерн сделал 4 шага из 5, которые ему оставались до своего места. Оба соперники приготовились стрелять; спустя несколько выстрел раздался. Господин Пушкин был ранен, что он сам сказал, упал на шинель, которая была вместо барьера, и остался недвижим, лицом к земле. Секунданты приблизились, он до половины приподнялся и сказал: «Погодите». Оружие, которое он имел в руке, было покрыто снегом, но он взял другое; я бы мог на это сделать возражение, но знак барона Жоржа Геккерна меня остановил; г-н Пушкин, опершись левой об землю, прицелил твердой рукой, выстрелил. Недвижим с тех пор, как выстрелил, барон Геккерн раненый так же упал.

Рана г-на Пушкина была слишком сильна, чтобы продолжать; дело было кончено. Снова упавши после выстрела, он имел раза два полуобморок и несколько мгновений помешательства в мыслях.

Он совершенно пришел в чувства и более их не терял.

В санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты по самой дурной дороге, он мучился, не жалуясь; будучи мною поддержан, барон Геккерн мог дойти до своих саней, в которых он ждал, пока совершалась переноска его соперника, чтобы я мог его проводить до Петербурга. В продолжении всего дела спокойство, хладнокровие, благородство с обеих сторон были в совершенстве.